00:00 25 апреля 2012 г.
По приглашению Союза театральных деятелей Чувашской Республики (при поддержке СТД Российской Федерации и Минкультуры Чувашии) с 12 по 15 марта в Чебоксарах работала театральный критик из Москвы Анастасия АРЕФЬЕВА.
Анастасия Борисовна Арефьева, театральный критик, пресс-атташе театра "Студия театрального искусства" под руководством Сергея Васильевича Женовача, член экспертного совета московской премии СТД России "Гвоздь сезона", член жюри премии им.М.Царева, тесно сотрудничает с СТД РФ, преподает в Российской академии театрального искусства и в Школе-Студии МХАТ, научный сотрудник Государственного института искусствознания.
За время пребывания в Чебоксарах А.Б.Арефьева просмотрела спектакли:
"Кирек ăҫта та пӗр хӗвел" ("Андеграунд") А.Портта в Чувашском государственном театре юного зрителя им.М.Сеспеля в постановке заслуженного деятеля искусств Казахстана Иосифа Дмитриева;
"Дикий" В.Синакевича в Чувашском государственном академическом драматическом театре им.К.В.Иванова в постановке народного артиста СССР Валерия Яковлева;
"Хыт кукар" ("Скупой") Ж.Б.Мольера в постановке заслуженного деятеля искусств Республики Марий Эл Василия Пектеева;
"Машенька и Медведь" В.Швенберга в Чувашском государственном театре кукол в постановке заслуженного артиста Чувашской Республики Юрия Филиппова;
"Стеклянный зверинец" Т.Уильямса в Государственном русском драматическом театре в постановке заслуженного деятеля искусств Чувашской Республики Ашота Восканяна;
"14 писем к Богу" Э.-Э.Шмитта в Чувашском государственном театре кукол в постановке народного артиста Российской Федерации Станислава Железкина (г.Мытищи)
Краткий отчет Анастасии Арефьевой
о просмотренных спектаклях в г.Чебоксары
«Андегаунд» - композиционно и смыслово целостный спектакль. Самым тщательным образом в нем разработаны все элементы сценической выразительности: партитуры актерских рисунков, музыкальное сопровождение, пространственное решение. Работа режиссера с актерами как главными проводниками смыслов заслуживает отдельного разговора. Без морализаторства и сентиментальности артисты ТЮЗа рассказывают историю о людях, невыносимые условия жизни которых не сделали их нелюдями, а наоборот – высветили, обнажили все человеческое – милосердие, взаимопомощь и приятие этого мира. За каждый из героев - судьба, сыгранная без каких-либо внешних эффектов, в крайне сдержанном сценическом существовании, при внутренней наполненности и осмысленности, приводящей в финале зрителей если не к катарсису, то к свету. (+ см. статью в журнале «Сцена» №1, 2012 г.)
«Дикий». Спектакль по известной сказке «Гадкий утенок» совмещает в себе две замечательные идеи. Во-первых, рассказать историю птичьего двора так, чтобы за каждым образом вставал узнаваемый человеческий типаж, с другой, передать это пластическими средствами, - танцем, мимикой, жестикуляцией. Так, Курицы оказываются современными модницами в пестрых нарядах, Гуси – качками из спортивного зала. Между тем при всей внешней яркости и праздничности спектакль поднимает ряд серьезных, «взрослых» тем: о том, как трудно быть не похожим на других, и о том, как важно быть верным себе и своей природе, находить в себе силы не следовать за большинством. Это спектакль-путешествие в разные жизненные уклады, спектакль про поиск своих, поиск себя.
Молодые актеры ритмичны, пластичны. Подробно и объемно создан образ Мамы Утки, особенно в финальной сцене, когда она лишь делает вид, что не узнает в прекрасном Лебеде своего сына, но глаза выдают обратное. Она все понимает, любит его и очень по нему скучает, но должна его отпустить, чтобы он был счастлив.
В спектакле хочется лишь уточнить несколько сцен, где и детям, и взрослым не совсем понятно поведение героев (сцена разговоров Карла с его возлюбленной и мамой), когда они должны по логике происходящего не видеть, как он изменился, а также обратить внимание на способ вылупления утят и на костюм Лебедя в финале спектакля, напоминающий летучую мышь. Также хочется обратить внимание на несколько финалов, которые рассредоточивают внимание малышей, ждущих развязки, начиная со сцены помолвки Карла и Клары.
Спектакль «Скупой» как яркое представление, как театральный праздник, очень созвучен эпохе Мольера. Но как сделать острохарактерные амплуа мольеровских героев интересными, объемными, глубокими? Пока в спектакле существуют гротескные, выпуклые, но, к сожалению, «одномерные» герои, исчерпывающие свой образ через 10-15 минут сценического времени. За крикливостью речи, за суетливостью в движениях пропадают мотивы поведения. Следить за судьбой героев, а уж тем более «включаться» в ход событий к середине спектакля становится не интересно. Действия и речь героев пока не обрели внутренней наполненности, и поэтому все силы актеров тратятся на эффектность и выразительность внешних проявлений. И потому за однообразием рисунка ролей сложно уловить то, ради чего создавался спектакль, то, о чем театр с нами говорит словами Мольера. На мой взгляд, было бы здорово вернуться к самому началу работы над спектаклем и попробовать понять, отчего именно Гарпагон скуп, чего он на самом деле хочет в течение всей пьесы, и выстроить его поведение исходя из ответов на эти и другие вопросы.
«Машенька и медведь» на первый взгляд кажется незамысловатой историей о том, как девочка Маша потерялась в лесу, попала в дом медведя и благодаря хитрости и сноровке вернулась домой целой и невредимой. Однако этот сюжет в Чебоксарском Театре кукол обретает совсем не детское звучание. Маша оказывается хоть и самостоятельным, но очень капризным и эгоистичным ребенком с непредсказуемой сменой настроений и совершенно лишенной милосердия и сострадания. Страх перед медведем в ней в минуту сменяется самоуверенной бойкостью. Обведя медведя вокруг пальца и благополучно вернувшись домой, она оставляет нежно ее полюбившего, несчастного и совсем не злого Мишку, одного.
При этом самому исполнителю роли медведя, на мой взгляд, не хватает убедительности. Задача поставлена не простая – сыграть грубого, страшного зверя, который... ищет любви и счастлив, когда появляется кто-то, о ком можно заботиться. Особое внимание я бы обратила на работу с голосом, как главным инструментом актера в этом спектакле (пластические возможности сведены к минимуму). Фраза «Сейчас растерзаю!», как мне кажется, должна звучать либо так, чтобы Маше становилось страшно, либо откровенно комично, чтобы всем было понятно, что этого медведя страшится нечего. Он угроза для Маши или развлечение?
«Машенька и медведь» очень взрослый по содержанию спектакль, боюсь, может, сформировать у детей представление о способе взаимоотношений с окружающими, основанном на хитрости и душевной черствости, не напомнив о важности взаимопомощи, чуткости к ближнему, об умении прощать…
«14 писем к богу». В этом спектакле философская глубина и содержание продиктованы самой темой – историей последних дней жизни больного ребенка. Это серьезный, без сносок на возраст (спектакль рассчитан на зрителей 6-9 лет) разговор о смысле жизни, о вере в бога, об одиночестве и принятии смерти, о гневе и его сменяющем спокойствии. При этом сам спектакль, несмотря на всю серьезность проблематики, сочинен изобретательно и даже легко. Замечательно придумано пространство больничной палаты, с «упругими» стенами, с видеопроекциями, с «бесплотной» Розовой Дамой, с огромными глазами самого Оскара, в которых все – и боль, и обида на весь свет, и смирение, и бесконечная тоска, и мудрость. Также очень интересен способ взаимодействия актера и куклы - в финале актер держит на руках тело Оскара, будто Господь Бог, по-отечески принявший его к себе.
«Стеклянный зверинец». Замечательно придумано начало спектакля: старый добрый джаз, по бокам зрительного зала - огромные фото улиц Нью-Йорка с его завораживающими небоскребами и гипнотизирующей энергией. Энергетика 20-х годов обещает то, чего, увы, не произойдет в самом спектакле – такой же проникновенной и будоражащей как джаз истории Лауры и Тома, истории, полной иллюзий и потерь, ностальгии по молодости и поиска себя. Смысловым центром этого спектакля становится Аманда, вокруг нее и разворачивается все действие, и сама постановка оказывается историей про материнскую любовь, которая в своей остервенелой заботе и маниакальном контроле губит жизни своих детей. Такая трактовка пьесы Т.Уильямса, безусловно, имеет право на существование при условии внутреннего движения этой темы. Спектакль же лишен этой внутренней динамики. Ни Аманда, ни дети, к сожалению, не меняются в своих проявлениях.